Леопольд фон Захер-Мазох (Leopold von Sacher-Masoch) 1836 -
1895
Венера в мехах (Venus im Pelz)
Роман (1869)
Венера простужена. Разглагольствуя о холодности Европы и европейцев, она
беспрестанно чихает и кутает мраморные плечи в темные собольи меха. «Чем грубее
женщина будет обращаться с мужчиной, тем больше будет она им любима и
боготворима». Приятная собеседница! Однако надо просыпаться — Северин уже ждет к
чаю.
«Странный сон!» — говорит Северин. Странный Северин! Тридцатилетний педант,
живущий по часам, термометру, барометру, Гиппократу, Канту... но иногда вдруг
настигаемый бешеными приступами страстности. Странный дом: скелеты, чучела,
гипсы, картины, на картине — она: Венера в мехах. Вместо объяснений Северин
достает рукопись, и во все время, пока мы читаем «Исповедь сверхчувственного»,
сидит к нам спиной у камина, грезя...
Перед нами — слегка подправленный дневник, начатый на карпатском курорте скуки
ради. Гоголь, головная боль, амуры... — ах, друг Северин! Ты во всем дилетант!
Курорт почти безлюден. Заслуживают внимания только молодая вдова с верхнего
этажа и статуя Венеры в саду. Лунная ночь, вдова в саду, это она, Венера! Нет,
ее зовут Ванда фон Дунаева. Ванда дает своей каменной предшественнице поносить
свой меховой плащ и предлагает изумленному Северину стать ее рабом, шутом, ее
игрушкой. Северин готов на все! Они проводят вместе дни напролет. Он живо
рассказывает ей о своем детстве, о троюродной тетке в меховой кацавейке, однажды
высекшей его — о, какое наслаждение! — розгами; он читает ей лекции о
художниках, писавших женщин в мехах, о легендарных мазохистах, о великих
сладострастницах. Ванда заметно возбуждена...
Несколько дней спустя Ванда предстает перед потрясенным Севе-рином в
горностаевой кацавейке с хлыстом в руках. Удар. Сострадание. «Бей меня без
всякой жалости!» Град ударов. «Прочь с глаз моих, раб!»
Мучительные дни — высокомерная холодность Ванды, редкие ласки, долгие разлуки:
добровольный раб должен являться к госпоже только по звонку. Северин — слишком
благородное имя для слуги. Теперь он — Григорий. «Мы едем в Италию, Григорий».
Госпожа едет первым классом; укутав ей ноги меховым одеялом, слуга удаляется в
свой, третий.
Флоренция, роскошный замок, расписной — Самсон и Далила — потолок, соболий плащ,
документ — договор (любознательный читатель найдет в приложениях к роману
аналогичный «Договор между г-жой Фанни фон Пистор и Леопольдом фон
Захер-Мазохом» ). «Госпожа Дунаева вправе мучить его по первой своей прихоти или
даже убить его, если ей это вздумается». Северин скрепляет этот необычный
договор и пишет под диктовку Ванды записку о своем добровольном уходе из жизни.
Теперь его судьба — в ее прелестных пухленьких ручках. Далила в меховом плаще
склоняется над влюбленным Самсоном. За свою преданность Северин вознагражден
кровавой поркой и месяцем изгнания. Усталый раб садовничает, прекрасная госпожа
делает визиты...
Через месяц слуга Григорий наконец приступает к своим обязанностям: прислуживает
гостям за обедом, получая оплеухи за неловкость, разносит письма госпожи
мужчинам, читает ей вслух «Манон Леско», по ее приказу осыпает ее лицо и грудь
поцелуями и — «Ты можешь быть всем, чем я захочу, — вещью, животным!..» — влачит
плуг по маисовому полю, понукаемый Вандиными горничными-негритянками. Госпожа
наблюдает за этим зрелищем издали.
Новая жертва «Львовской Венеры» (Ванда — землячка Захер-Ма-зоха) —
немец-художник. Он пишет ее в мехах на голое тело, попирающей ногой лежащего
раба. Он называет свою картину «Венера в мехах», как это кому-то ни покажется
странным.
...Прогулка в парке. Ванда (фиолетовый бархат, горностаевая опушка) правит
лошадьми сама, сидя на козлах. Навстречу на стройном горячем вороном — Аполлон в
меховой куртке. Их взгляды встречаются...
Григорий получает нетерпеливый приказ: узнать о всаднике все! Слуга докладывает
Ванде-Венере: Аполлон — грек, его зовут Алексей Пападополис, он храбр и жесток,
молод и свободен. Ванда теряет сон.
Раб пытается бежать, раб хочет лишить себя жизни, раб кидается к реке... Пошлый
дилетант! К тому же его жизнь ему не принадлежит. Насквозь промокший,
Северин-Григорий ходит вокруг дома госпожи, он видит их вместе — богиню и бога:
Аполлон взмахивает хлыстом и, разгневанный, уходит. Венера дрожит: «Я люблю его
так, как никогда никого не любила. Я могу заставить тебя быть его рабом».
Раб взбешен. Немало лести и ласк расточает Ванда, чтобы — «Мы уезжаем сегодня
ночью» — успокоить его и — «Ты совсем холоден, я чуточку похлещу тебя» — связать
ему руки.
И в то же мгновенье полог ее кровати раздвинулся, и показалась черная курчавая
голова красавца грека.
Аполлон сдирал с Марсия кожу. Венера смеялась, складывая меха в чемодан и
облачаясь в дорожную шубу. После первых ударов раб испытал постыдное
наслажденье. Потом, когда кровь залила спину, наслажденье отступило перед стыдом
и гневом. Стук дверцы экипажа, стук копыт, стук колес.
Все кончено.
А потом?.. Потом — два года мирных трудов в отцовском поместье и письмо Ванды:
«Я любила вас <...> Но вы сами задушили это чувство своей фантастической
преданностью <..,> Я нашла того сильного мужчину, которого искала... Он пал на
дуэли <...> Я живу в Париже жизнью Аспазии... Примите на память обо мне подарок
<,..> Венера в мехах».
Вместе с письмом посыльный принес небольшой ящик. С улыбкой — «Лечение было
жестоко, но я выздоровел» — Северин извлек из него картину бедного немца.
В. А. Павлова
|